ПОВЕСТЬ О БЕДНОМ БРАХМАНЕ

из книги
«ПОВЕСТЬ О ЗАКОЛДОВАННЫХ ШАКАЛАХ»
(Издательство восточной литературы, М., 1963)
Перевод А.М. Пятигорского

В стародавние времена правил в Мадуре царь Судамани Пандиян. Очень сильно любил царь Шиву, которого в тех местах называли Сомасундаран, что значит «луною увенчанный». Специально для услаждения Шивы Сомасундарана повелел царь разбить близ города великолепный сад и засадил его алыми цветами чампака¹. Каждый день он сам отправлялся в тот сад, собирал цветы чампака и украшал ими статую бога. И оттого стали в народе звать царя – Чампака Пандиян, а бога – Чампака Сундаран, что значит «цветами чампака увенчанный».

Однажды, гуляя по своему саду и, как обычно, собирая цветы, царь почувствовал вдруг какой-то особый, дотоле неизвестный ему аромат. Жадно вдыхая его, побежал владыка между кустами, желая скорее обнаружить источник этой услады новой, как вдруг увидел свою юную жену. Чудесный запах исходил от ее волос.

Царь очень удивился, но промолчал. И пошел бродить по саду, вопрошая себя: «Возможно ли, чтобы столь божественный аромат был присущ женским волосам, или же он происходит от благовоний, которыми женщины умащают голову?»

Покоя лишился царь, но, не будучи сам в состоянии ответить на этот вопрос и не желая обращаться с ним к женщинам, придумал другой выход. Перед дворцом повесил он мешочек с тысячью золотых монет и приказал объявить по городу, что это богатство достанется тому ученому или поэту, который сочинит стихотворение, где прямо или намеком будет разрешен такой вопрос: «Какова природа приятного запаха волос женщины».

В то самое время жил в Мадуре бедный брахман-шиваит по имени Дхарми. Ничего не было у него, кроме любви и преданности Сомасундарану. Часто он целые дни проводил голодный у статуи Шивы, украшая ее гирляндами цветов, и всем сердцем своим к стопам великого владыки устремлялся. Жил он один. Где уж думать о женитьбе, когда сам от недоедания еле на ногах стоишь! Прослышав про объявленный царем конкурс,

Дхарми только грустно усмехнулся. Как всякий мадурский брахман, он, конечно, умел читать, писать и даже помнил много древних стихов. Но писать стихи, да еще соревноваться с прославленными поэтами и знаменитыми учеными санги², — об этом он и мечтать не дерзал. Но когда он, по своему обыкновению, пришел в храм поклониться лотосоподобным стопам Сомасундарана, перед статуей лежал пальмовый лист. На нем божественным подчерком были начертаны пять строк – владыка посылал их любящему его: пусть бедный брахман этим маленьким стихотворением победит гордых и образованных членов санги и приобретет славу и богатство.

Вот это стихотворение:

О милая пчелка с крылышками прозрачными,

знаток и ценитель цветов ароматных!

Скажи мне без лести, скажи мне, как чувствуешь,

как знаешь:

Есть ли на свете целом цветок, чье благоуханье

Могло бы сравниться с ароматом чудесным волос

Той женщины жемчужнозубой, с которой я нежностью

связан и привычкою давней?…³

Бережно спрятав драгоценный лист, Дхарми, радостный, преисполненный надежд, в тот же день отправился во дворец и через телохранителя передал Пандию свое стихотворение. Царь прочел изящное пятистишие и остался им очень доволен, ибо в тайне хотел, чтобы аромат волос его юной жены был признан естественным. Однако, не желая нарушать традицию, он отослал стихотворение поэтам санги, дабы оно получило одобрение всеми признанных знатоков тамильской поэзии⁴. На

следующее утро собрались у прозрачного водоема все лучшие

поэты южной стороны – изощреннейшие стилисты, тонкие

Критики, хитроумные выдумщики. Долго обсуждали они стихотворение, много раз произнесли его и пропели, выискивая пороки в музыке стиха, вдумывались в отдельные слова, надеясь найти неточность в передаче мысли, — напрасно! Всем пришлось по вкусу пятистишие робкого брахмана, и он, в душе благодаря Шиву, уже готов был броситься к дворцу, чтобы поскорее отвязать мешочек с золотом. Но тут встал самый великий поэт того времени Наккирар. Все смолкли. Вот что он сказал:

— Я не согласен с вами, поэты, в оценке этих стихов. Их автор не заслуживает царской награды. Спору нет, слова хорошо подобраны, форма их сочетаний красива и соответствует канонам. Однако сила поэзии не только в этом. Содержание стиха должно соответствовать действительности. Каждый знает, что естественный запах женских волос неприятен, что от женских волос пахнет жиром и потом. Аромат же им сообщают лишь благовонья и различные масла. Повторяю: этот человек владеет формой стиха, но не знает того, о чем пишет.

Все разом заговорили, заспорили, забегали взад-вперед. Одни продолжали настаивать на одобрении, другие заколебались, иные приняли сторону Наккирара. Поднялся такой шум, что члены собрания никого не слышали, кроме себя. А Дхарми, испуганный, ошеломленный, стоял в сторонке и не знал, что ему делать. Он только шептал:

— О Шива, любимый, неужели за твои стихи мне не получить обещанной награды?

И тут появился в собранье некто, кого раньше там не видели. Он был худ, невысокого роста, с полосами пепла на лбу, одет, как прочие поэты, — может быть, несколько беднее. Его лицо выражало бесконечную доброту и одновременно предельное высокомерие. Казалось, он, стоящий здесь, рядом со всеми, вместе с тем находится где-то далеко, недосягаемый ни для кого из присутствующих. Все замолчали. Он посмотрел на Наккирара, заговорил:

— Как ты думаешь, у женщин, которые зовутся падмини⁵, чьи прекрасные тела подобны нежным цветам лотоса, — у них волосы тоже не обладают от природы приятным запахом?

— Нет, не обладают.

— Ну, а волосы богинь и небесных дев?

— Нет, не обладают.

— Ты – шиваит?

— Да.

— А у богини твоей⁶ волосы тоже благоухают маслами и благовониями?

— Тоже.

Тогда вспыхнул на лбу у незнакомца третий глаз⁷. Задрожал Наккирир, только теперь понял он, кто перед ним.

— Ты видишь мой лобный глаз?

— Вижу.

— Ты узнал меня?

— Узнал.

— У супруги моей, Парвати, волосы испускают чудесный аромат сами собой, она обходится без благовоний.

— Нет, этого не может быть.

Шива направил луч своего лобного глаза в лицо поэту. Тяжко стало Наккирару, стало ему казаться, что сердце его горит. Он весь покрылся потом, начал задыхаться.

— Ну, а теперь что скажешь?

— О Шива, нестерпимо жжет меня твой взгляд. Мне страшно!

Поэт захрипел и, не удержавшись на краю водоема, упал в воду. Поэты санги столпились вокруг Шивы, пали в ноги ему, стали умолять, чтобы простил он дерзкого их собрата.

Шива простил… Он подал ему руку, вытащил из воды, сказал:

— Ладно, будь снова здесь, среди поэтов санги. Я люблю тебя по-прежнему, ты тоже люби меня.

И было так. Они любили друг друга по-прежнему – значит, спор их кончился полюбовно.

А Дхарми? Что ж, ему отдали его мешочек с золотом, и он женился.

1. Чампак (Champac) – цветок из семейства лилейных.
2. Санга – см. Предисловие
3. Это стихотворение приписывается древнему тамильскому поэту Ирайянару, жившему, очевидно, не позднее V в. н.э.
4. По преданию, в древней стране тамилов поэма или стихотворение, чтобы стать «признанным» и «классическим», должно было получить одобрение санги.
5. По раннесредневековой индийской эротологической классификации женщины делились на четыре класса: женщина-лотос (падмини), женщина-блеск (читрини), женщина-раковина (шанкхини) и женщина-слониха (хастини). Падмини считалась самой изысканной и одухотворенной, читрини –наиболее прекрасной в физическом отношении, шанкхини – наиболее чувственной и веселой, хастини – безобразной, грубо похотливой и обладающей большой физической силой.
6. Подразумевается Парвати – супруга Шивы.
7. В пуранах рассказывается, как однажды Парвати, супруга Шивы, играя, подошла к нему сзади и закрыла ладонями его глаза. И тотчас же у Шивы на лбу появился третий, «лобный» глаз, ибо ни на миг не могла остаться вселенная без взгляда Шивы. Ты – владыка мой, Парвати – моя повелительница, но мы ласкаем земных женщин, а не богинь. У наших женщин волосы от природы пахнут дурно. Ох, мучай меня, сжигай меня своим огнем, но правда есть правда, а ошибка остается ошибкой!