АЛЕКСАНДР ПЯТИГОРСКИЙ
СВОБОДНЫЙ ФИЛОСОФ ПЯТИГОРСКИЙ
том 1
ДЖАЙНИЗМ
Предварительный комментарий Кирилла Кобрина
Из классического труда немецкого социолога Макса Вебера, увидевшего свет в 1905 году, мы знаем (под «мы» понимаются «люди западной культуры»), что капитализм вырос из так называемой протестантской этики. Вебер показал, как Реформация под лозунгом очищения Церкви, ее упрощения, возвращения к «истокам», породила очень необычный для того времени образ мышления (и соответствующий образ жизни), в котором коммерция из полупрезираемого католицизмом занятия стала чуть ли не духовным подвигом. Изначальный капитализм Нового времени носил во многом суровый кальвинистский характер: стяжание богатства расценивалось как испытание предопределения, согласно которому имущий избран Богом, а неимущий — нет.
Я повторяю эти общие места (впрочем, далеко не все согласны с Вебером), чтобы напомнить: коммерческая и финансовая деятельность не всегда была связана с алчностью и стремлением к роскоши. Отсюда легендарная умеренность (не скупость!) основателей многих знаменитых европейских и американских фирм. В России в эту картину вписываются купцы-миллионщики из старообрядцев. А в Индии — джайнисты: эти представители проповедующей крайний аскетизм религии традиционно занимаются (точнее, занимались, сейчас все быстро меняется) ювелирным делом, торговлей и финансовыми операциями.
Еще один разрушенный западный стереотип. Аскеза вовсе не противоречит богатству, а последнее не обязательно должно сопровождаться роскошью. Я уже не говорю о том, что в сегодняшнем мире богатство нередко есть форма аскезы, учитывая смесь зависти и презрения (а то и ненависти), которую средний человек испытывает к толстосумам… Чтобы успешно оперировать абстрактными ценностями вроде бриллиантов, хранящихся в банковской ячейке, или безналичных денег (уже не вещей, а чистых функций), надо обладать дисциплинированным формальным умом, способным отделять видимость от сущности и одну сущность — от другой. Умом, развитым философски и даже теологически.
Читая текст беседы Пятигорского о джайнизме (древней религии, выделившейся из индуизма примерно в то же самое время, что и буддизм), ловишь себя на том, насколько экзотично — и в то же время знакомо — все это звучит. Да, последователи Джины («победителя») внешне выглядят большими радикалами, нежели последователи Будды («пробужденного»); однако выводы, к которым приходит джайнизм, значительно умереннее, чем конечная цель рассуждений буддийских философов. В каком-то смысле крайний аскетизм джайнистов есть компенсация за компромиссное (по сравнению с буддизмом) признание, что мир — существует. И этика джайнизма некоторым образом проще; я бы рискнул сказать так: для внешнего наблюдателя (каким является автор этих строк) джайнизм ближе к европейской традиции, нежели к индуистской или даже буддийской. Впрочем, я наверняка ошибаюсь.
Но ужасно интересно: что думали обо всем этом слушатели «профессора Андрея Моисеева», прильнувшие к своим радиоприемникам 7 декабря 1974 года? Повлияло ли сказанное на сознание хотя бы одного советского интеллигента?
В этой передаче я расскажу о довольно странном философском учении Древней Индии — джайнизме. Подобно тому, как буддизм стал называться по имени Будды («пробужденного»), джайнизм получил свое название от эпитета своего основателя Джина, что значит «победитель». Замечательно, что в Древней Индии слово «победитель» имело совершенно иной смысл, нежели тот, который оно имеет в западной и русской культуре. Ведь это именно в Индии была произнесена самая, может быть, великая фраза, когда-либо произнесенная в этом мире: «Есть только одна настоящая победа — это победа человека над самим собой». А в джайн- ской философии слово «победитель» расшифровывается как «победитель своих чувств».
Исторический основатель джайнизма Вардха- мана родился за несколько десятилетий до Будды и не очень далеко от родного города Будды. Как и Будда, он происходил из царственного воинского рода. Как и Будда, он около тридцати лет от роду покинул свой дом, стремясь обрести духовное освобождение. В возрасте немногим более позднем, чем Будда, он познал высшую истину и стал называться Джина («победитель»). Но его истина была истиной совсем другого рода, и пути к ней были совсем другие. Если Будду интересовал прежде всего данный конкретный человек, то для Джины главным было философское познание вселенной.
Так чем же была вселенная для Джины? Во- первых, очень важно заметить, что для Джины вселенная была. Ее объективное существование не подвергалось ни малейшему сомнению, опять-таки в отличие от того, что мы видели в буддизме. Она полагалась абсолютно реальной. Во-вторых, вселенная в джайнизме представлялась не единой, а множественной по своей природе: то есть она никогда не сводилась к какой-то одной сущности, все равно — духовной или материальной. Когда один ученик спросил Джину: «О господин, что такое вселенная?» — Джина не ответил, что такое вселенная, а сказал: «Вселенная состоит из пяти совершенно разных сущностей. Это сущность движения, сущность покоя, сущность пространства, сущность индивидуальной души, сущность материи».
Как видите, здесь не было ни деления всего сущего на духовное и материальное, ни сведения всего сущего к единому первоначалу. Как душа, так и материя полагались в джайнизме веществом. Они так и назывались: одушевленное вещество, неодушевленное вещество. Единственным реальным критерием одушевленности джайны признавали только сознание, а точнее — потенциальное сознание, возможность сознания, которой они наделяли все живые организмы, даже мельчайшие, невидимые глазу. Согласно джайнскому учению, этих душ, то есть носителей потенциального или реального сознания, существует бесчисленное множество, — но число их не убывает и не возрастает. Они всегда были именно в этом числе. Перерождаясь, они могут после своей смерти переходить в другие тела, но они несотворимы, неуничтожимы и совершенно отделены друг от друга.
Что же такое индивид? Это, согласно джайн- скому учению, душа, окутанная материальной оболочкой. Что же тогда спасение? Это освобождение души от материальной оболочки. Но что же в этом случае произойдет с душой и с материей? Душа обретает всезнание, радостность и всемогущество. Будучи уже полностью освобожденной от перерождений, она может мгновенно (именно в физическом смысле слова «мгновенно», то есть так, как думали о свете до знаменитого опыта Майкельсона1) перемещаться в любую точку пространства и времени, включая сюда перенесение из настоящего в будущее и прошлое. Материя в этом случае утрачивает свою сложность и распадается на атомы: оставаясь в атомарном состоянии, пока какой-то духовный катаклизм не образует нового сгущения атомов вокруг, так сказать, очередной перевоплощающейся души.
Каков же путь к освобождению души? Здесь у джайнов ответ еще более простой и, заметим, находящийся в прямом противоречии с буддийским срединным путем. Только путь строгого аскетизма. В самом понятии аскетизма джайны отчетливо различают две стороны. Пассивная или, можно сказать, оборонительная сторона состоит в неуклонном стремлении к непричинению физического вреда какому бы то ни было живому существу. Ради этого джайны еще в глубокой древности стали полными вегетарианцами и отказались от каких бы то ни было ремесел и занятий, связанных с уничтожением живого. О землепашестве или садоводстве не могло быть и речи. Ведь достаточно проплужить одну борозду или даже ступить на рыхлую землю, чтобы погубить тысячи насекомых, червей и личинок. Оттого основным их занятием сделались ювелирное, гранильное, банковское дело, а также торговля. По сию пору джайны ходят в белых одеждах, чтобы яснее были видны насекомые, попавшие на ткань.
Другая сторона джайнского аскетизма — активная, наступательная — выражается в сознательном подавлении и искоренении в себе всего плотского. Отшельники ходят совершенно нагими, большую часть времени проводят в постах и специально терпят жару, холод и всякого рода неудобства. Физическое самоистязание сопровождается созерцанием того, как разрываются путы материи, узы тела, связи с вещами этого мира. Более того, у некоторых крайних групп джайнских отшельников есть правило полного непрепятствования собственной смерти. Это правило направлено на разрушение самых крепких уз — уз инстинкта жизни. Если такой отшельник оступится на обрыве или упадет в реку— он не выплывает. Если на него бросится дикий зверь — он не будет с ним бороться. Если близ него вспыхнет лесной пожар — он не убежит.
Другие три сущности джайнской философии — движение, покой и пространство — полагались в джайнизме равно невещественными, в отличие как от души, так и от материи, равно нематериальными. Первые две представляют собой весьма странный результат аскетического мышления джайнов, в чем-то перекликающийся с некоторыми идеями современной науки. Сущность движения — это такая особая сила, которая в каждой точке, где она есть, дает атомам и телам возможность передвигаться. Эта сила не может быть большей или меньшей. Она или есть, или нет. Сущность покоя не является ни отрицанием, ни отсутствием сущности движения, но также представляет собой особую силу, благодаря которой атомы и тела оказываются способны оставаться на одном месте. Пространство понималось джайнами в двух смыслах. Во-первых, как конкретное место, ограниченный пространственный объем, занимаемый атомами или телами, а во-вторых, как чистое космическое пространство, не связанное с понятиями точки, расстояния или скорости.
Джайнизм не стал ни мировой религией, как буддизм, ни духовной основой культуры для страны, где он исторически возник и развился, как индуизм. Но он явил собой удивительный случай сильнейшего всплеска философствования на почве самого сурового аскетизма, какой когда-либо знала история человечества.