АЛЕКСАНДР ПЯТИГОРСКИЙ

СВОБОДНЫЙ ФИЛОСОФ ПЯТИГОРСКИЙ

том 1

ЗОРОАСТРИЗМ

Предварительный комментарий Кирилла Кобрина

«Скорее всего, именно суровая действительность убеди­ла пророка в том, что мудрость, праведность и доброта по своей природе отличны от порочности и жестокости; и вот в одном из видений ему предстал сосуществующий с Ахура-Маздой его противник — Ангра-Маинйу („Злой Дух“), который тоже изначален, но несведущ и полностью зловреден. Эти две основные противоположности бытия узрел Зороастр в их изначальном столкновении: „Воисти­ну есть два первичных духа, близнецы, славящиеся своей противоположностью. В мысли, в слове и в действии — они оба, добрый и злой… Когда эти два духа схватились впервые, то они создали бытие и небытие, и то, что ждет в конце концов тех, кто следует пути лжи (друг), — это самое худшее, а тех, кто следует пути добра (аша), ждет самое лучшее. И вот один из этих двух духов, следующий лжи, выбрал зло, а другой — дух святейший, облаченный в крепчайший камень (то есть небесная твердь), выбрал праведность, и пусть (это знают все), кто будет постоян­но ублаготворять Ахура-Мазду праведными делами» (Ясна 30, 3-5). Главным элементом в этом откровении является то, что две первичные сущности, обе доброволь­но (хотя и в соответствии, очевидно, с их собственной при­родой) выбрали: одна — добро, другая — зло. Этот акт и служит прообразом аналогичного выбора, который должен сделать каждый человек в своей жизни». Я привел этот отрывок из книги выдающейся британской иранистки Мэри Бойс «Зороастрийцы: верования и обычаи» в каче­стве увертюры к беседе Пятигорского о зороастризме.

Казалось бы, что советскому человеку образца 1974 го­да древняя религия зороастризма, едва дожившая до сегодняшнего дня (Пятигорский говорит о ста тысячах зороастрийцев в тогдашнем мире, сегодня их, по разным подсчетам, от ста пятидесяти тысяч до двухсот)? К чему заложнику медленно размякающей тоталитарной систе­мы все эти экзотические Ахур-Мазды и Ариманы?

Но дело в том, что и Ариман (у Бойс: Ангра-Маинйу), и Ахур-Мазда, и Будда с Сократом имеют к нам самое прямое отношение — к нам как мыслящим, а не поедаю­щим колбасу и ругающим политиков существам. Это име­ет отношение к главным представлениям, — этическим, эстетическим, представлениям о познании и знании, — которые формируют нас; вернее — которыми мы фор­мируем сами себя. Единственная реальность, постоянно говорит Пятигорский, есть реальность нашего сознания; единственная свобода — осмысленное действие, воле­вой выбор, который мы совершаем в нашем сознании. Оттого учение Зороастра (Пятигорский называет его За- ратуштрой), если угодно, актуальнее для нас, чем любые горячие новости о том, кто что у кого украл или кто кого опять с наслаждением прикончил.

Философ выделяет в зороастризме две самые инте­ресные вещи. Первая — идея Зла, воплощенная в Ари- мане. Зло изначально, а не попутный результат отсутствия Добра в отдельных закоулках Бытия, как утверждают, к примеру, так называемые гуманисты, считающие чело­веческую натуру «доброй» по своей природе. Точный и трезвый взгляд на вещи говорит об обратном: Зло суще­ствует в нашем мире с самого начала, оно объективно, каждую отдельную секунду оно вокруг и внутри нас. Это знали ранние христиане, это некоторые христиане знают и сейчас; конечно, это излюбленная тема гностиков. Вто­рая идея зороастризма, на которую обращает внимание Пятигорский, — ситуация выбора между Добром и Злом. Здесь самое интересное вовсе не то, что надо выбирать, а то, как это происходит. Только активный выбор есть выбор в пользу Добра; недеяние, расслабленность, не­знание автоматически приводят к старику Ариману. Вот это положение зороастризма хорошо бы усвоить.

И еще пара слов в качестве дополнения. Объектив­ность Зла — конечно, не исключительно зороастрийская (а позже — гностическая) идея. Скажем, в буддизме Зла как бы нет, есть лишь Страдание в мнимом мире (и по­рожденные им последствия); однако сама идея так на­зываемого кармического баланса говорит о некоторой близости (в данной конкретной точке) буддизма зороа­стризму. К примеру, мы в той или иной степени привык­ли следовать известному (и довольно жалкому) принци­пу «не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься». Он стоит на том, что «согрешить», иными словами, совершить дурной поступок (или допустить дур­ную мысль) есть некое отклонение от нормы, отклонение, которое, впрочем, вернет нас к той же норме — через «покаяние» (через хороший поступок, точнее — хоро­шую этическую интенцию). Грех как бы «сгорает» при покаянии, что дает кающемуся еще и дивиденды («спа­сение»). В зороастризме и буддизме это не так. Как утверждает Пятигорский, «кармический баланс» вовсе не строится на том, что хороший поступок «бьет» плохой, как дама бьет валета; в карме они располагаются рядом, отдельно, и вывод из их расположения, количества и прочее вовсе не будет примитивно арифметическим (вспомним носовского Незнайку, который должен был получить волшебную палочку, совершив три хороших поступка — но только не думая о том, что, совершая их, он приближается к заветной цели; «кармический баланс» в каком-то роде — такая волшебная палочка.)

Беседа А. М. Пятигорского о зороастризме прозву­чала в эфире Радио Свобода 14 декабря 1974 года.

В настоящей беседе я расскажу об одной философии Древнего Ирана. Иран, хотя и восходил по своему корню к одной общей с индиицами древнейшей почве, но две тысячи лет их раздельного существо­вания на соседних территориях сделали эти две великие колыбели восточной культуры едва ли внятными друг другу.

Пророк Древнего Ирана Заратуштра родился в VI веке до нашей эры, то есть примерно тогда же, когда родился основатель джайнизма Джина и ко­гда открылся миру Будда Шакьямуни. Можно ду­мать, что один и тот же великий духовный сдвиг, потрясший весь тогдашний культурный мир, толь­ко и ждал, где бы явить свою силу, в какой бы новой личности ее проявить.

Рожденный на окраине Ирана Заратуштра сам осмыслил себя как ниспосланное свыше орудие воз­вращения к единобожию. И это в стране, где все тяготело к многобожию! В возрасте пятнадцати лет он удалился от семьи и стал созерцать бога Ахура- Мазду, которого он полагал единственным едино­сущным богом, высшим божественным началом вселенной. Все остальные боги и силы он полагал лишь проявлениями и силами Ахура-Мазды. Пред­ставляется, что в Заратуштре более всего было раз­вито стремление к духовному порядку. Последнее выражение нуждается в некотором разъяснении. Под словом «порядок» мы обычно понимаем какие- то рамки, извне накладываемые на поведение, речь и мышление человека. Осознание же необходимо­сти этих рамок порой получает название «свобода»; отсюда безумное определение «свобода есть осо­знанная необходимость». Для Заратуштры же по­рядок являлся прежде всего порядком в религии. Это был порядок в представлении людей о боже­ственном, который как бы опрокидывался на саму жизнь. Ведь то, что глаза пророка узрели в Древнем Иране, любые глаза могли увидеть когда и где угод­но. Люди поклонялись идолам или вовсе не знали, кому поклоняться, сильные угнетали слабых, бла­гочестие находилось в упадке. Главной идеей За­ратуштры было вернуть людей к первичному по­рядку, исходящему от Ахура-Мазды. Это был не уход от жизни в религию, не духовный эскапизм, а пе- реосознание тяжелой и смутной жизни как безбож­ной жизни и переход к новой земной жизни через единобожное поклонение Ахура-Мазде.

Для того чтобы выполнить свою задачу, Зара- туштра создал особую религиозно-философскую концепцию. Согласно этой концепции, верховный единый Ахура-Мазда неличностен, бесформен, не­зрим, непознаваем. Он может быть воспринят толь­ко через свои божественные выявления, манифе­стации, или силы.

Первая из них — это высший миропорядок, по­нимаемый как воля всевышнего и одновременно как первичный импульс, вызвавший космическую эволюцию творения. Кроме того, эта манифестация сознавалась и как та сила, которая, проявляясь в людях, возносит их к божественному. Символом этой силы являлся огонь. Когда нет ветра, пламя устремляется вверх: так божественная энергия чело­века стремится к божественной энергии всевышне­го. Последнее положение явилось как бы теорети­ческой основой поклонения огню у последователей пророка, отчего они во многих местах стали назы­ваться огнепоклонниками.

Вторая манифестация — это божественный разум, который приводит людей на путь божествен­ной силы, открывает им глаза на единство творения всего живого.

Третья манифестация — это та активная сила, которая как бы продолжает действие первичного импульса, данного силой первой манифестации: как в отношении эволюции вселенной, так и в от­ношении духовной работы отдельного человека, уже ставшего на путь Ахура-Мазды. Благодаря этой силе вселенная продолжает существовать, а отдель­ный человек продолжает работать. Он бескорыстно активен, бодр, благочестив на своем земном пути.

Благодаря этой силе он как бы уже превращает зем­лю в небо своей работой для бога. Возможно, имен­но поэтому некоторые христианские теологи гово­рили о близости этой манифестации к понятию Царства божьего на земле.

Четвертая манифестация — это вера в Господа, символом которой является Мать-Земля.

Пятая манифестация — это совершенство Го­спода, символом которого служит вода.

И наконец, шестая манифестация — это бес­смертие и вечность Господа, символизируемая веч­ным древом жизни.

В дополнение к этим шести манифестациям и высшим силам Ахура-Мазды существуют меньшие силы, или ангелы, которые споспешествуют реали­зации высших сил в небесах и на земле. Но здесь, как и во всякой великой религии, у человека долж­на оставаться полная свобода выбора. Поэтому в начале творения Ахура-Мазда своей первичной си­лой создает сатану — Аримана, который противо­стоит шести благим силам. И человеку приходится выбирать между ними, хочет он или нет; а если не хочет, то он уже выбрал Аримана, он уже стал че­ловеком сатаны.

Божественные силы — это жизнь. Ариман не имеет ничего своего. Он — чистое отрицание жиз­ни. Он — не-жизнь, воплощенный атеизм, беспоря­док и гибель. Человек, отказавшийся от шести сил, становится жертвой разрушительных инстинктов. Тот, кто идет по пути Ахура-Мазды, каждое мгно­вение борется с сатанинским отрицанием жизни и бога. Тот же, кто сатанински отрицает жизнь и бога, может не бороться. Он просто плывет по течению.

Трудно сказать, но, может быть, проповедь За- ратуштры явилась на земле первой теологией в собственном смысле этого слова. В страшный век междоусобиц, жестокости и насилия он призывал верующих к выбору между Добром и Злом. Этика Заратуштры была очень проста: надо быть разум­ным, активным, правдивым. Вместе с тем надо по­нимать, что не все, не в равной степени и не сразу могут пойти по пути Ахура-Мазды: поэтому надо быть еще и мягким и терпеливым.

Священные тексты, содержащие религиозную философию Заратуштры, вызывали острую не­нависть завоевателей. Александр Македонский в 330 году до нашей эры сжег и разрушил столицу Ирана Персеполис и уничтожил священные тексты. Но их удалось собрать и восстановить. Почти через тысячу лет, в 651 году арабы захватили Иран¹, и вновь хранилища текстов были разрушены. Однако и на этот раз тексты были собраны и сохранены. Сейчас Заратуштра насчитывает лишь немногим более ста тысяч приверженцев, но священные сло­ва пророка могут самым неожиданным образом ожить в мыслях, словах и деяниях давно принявших ислам потомков его древних соплеменников. Кто знает?

— к следующей беседе —

1. Год падения династии Сасанидов. Ред.